…аво. Вот он, горностай! Он смотрел на меня изучающе и без страха. Мелькнула мысль добыть его, но тут же исчезла. Не было охотничьего азарта: зверюшка сама лезла в руки. Понаблюдав еще немного, я ушел в зимовье, занялся своими делами. Когда стемнело, за стенами домишки послышались шорох и возня. Несколько раз в проеме окна, заваленного по самые стекла снегом, мелькнула тень непрошеного соседа. Ах, ты нахаленок! Поужинав, я подкинул в печурку дров, погасил свечку и улегся на нары. Хорошо лежать вот так, в теплой тишине, после долгого пребывания на морозе. Убаюкивают плавающие по полу, стенам красные блики от гудящей печки. Вдруг на освещенном полу возникла черная тень. От неожиданности я привстал. И тут же тень метнулась под нары. Кто это? В неярком свете зажженной спички я рассмотрел в углу дыру - лаз. Постарался горностаюшка. Утром, выйдя из зимовья, я увидел такую картину: в ящике, где хранились потроха кабарги для приманки, восседал горностай. До него было всего метра полтора, но зверек не двигался, смотрел на меня с явным вызовом. Да, видимо, голод был так велик, что пересилил страх перед человеком. Я вернулся в избушку, нарезал кусочками сырое мясо. Горностай будто ждал меня, но близко не подпустил. Встал на задние лапки и угрожающе зациркал. Однако от мяса не отказался. Съел. На следующее утро я ушел на другой участок тайги и вернулся назад только через три дня. Под навесом у входа в зимовье все было засыпано перьями рябчиков. Так, опять похозяйничал мой квартирант. От подвешенных тушек заготовленных мною рябчиков остались одни головки. А вечером явился и горностай. Прожили так мы с ним вместе, соблюдая нейтралитет, до конца охотничьего сезона. Зверек вовсе перестал меня бояться. Охотно ел из моих рук. Очень я привязался к этому живому, своенравному существу, разделявшему мое одиночество. На следующий год я ждал возвращения горностая. Но он не пришел. А я не оставляю надежду, что однажды он снова зашуршит под нарами, глянет на меня своими глазами-бусинками и циркнет недовольно в ожидании угощения.

      

 

СКАЗКА О СТАРОМ СОБОЛЕ И СТАРОМ ОХОТНИКЕ

 

     Однажды в дни великого перемирия, когда и звери, и люди стали братьями, встретились на лесной тропе старый охотник и старый соболь. Оба были настолько стары, что у одного слезились глаза и хрустели суставы, у другого клочьями висела шерсть. Встречи в тайге бывают редкими, а особенно братские встречи человека и соболя, поэтому оба решили отдохнуть и, как это делается у людей, узнать новости. Разговор шёл охотничий. Я уже говорил, что старик-человек был охотником. Но и старый соболь был охотником. Правда, человек уже давно не ходил на зверя: ослабели ноги, глаза плохо видели, дрожали руки. А погибать от медведя он не хотел.

Старик-соболь тоже не мог похвастаться своими подвигами. Никогда уже не завалить ему кабарги, даже нахального колонка, что поселился на его угодьях, не прогнать. Но в одном они были равны - в большом жизненном пути. Разговор шёл охотничий: о ягоде, о грибах, об орехах. Оба говорили, что мать-тайга в этом году расщедрилась и выставила на стол все свои яства, что год этот - год большого урожая. Старый соболь говорил, что его собратья в это зиму будут сыты. А сытый соболь - весёлый. А весёлый соболь - добродушный, даже мышки не тронет. Долго они ещё говорили, и, в конце концов, старый соболь сказал: "Много я прожил в этой тайге, много видел, много знаю. Но одного до сих пор не могу понять: почему охотник ловит соболя, белку, волка, росомаху, берёт шкуру, а мясо выбрасывает? Зачем она ему? Есть её нельзя, одет он в другую шкуру. Ответь мне, охотник-человек". Старик замолчал. Он не знал, как объяснить соболю-охотнику, что, не имея личной нужды в его шкуре и мясе, он ловит его. Долго думал, но ответить так и не смог. Не смог человек признаться соболю-охотнику, настоящему охотнику, достойно прожившему свою жизнь в борьбе за неё, в том, что всю свою жизнь он сам был просто орудием лова, а не охотником. Орудием лова в руках денег.

 

ПОСЛЕДНИЙ СОХАТЫЙ

 

Последний сохатый метался по тайге из края в край и не мог найти себе покоя ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом. Пешком и на лыжах, на оленьих упряжках и лошадях, на снегоходах и мощных вездеходах, на моторных лодках, днем с биноклями и прицелами, ночью с фарами, обвешанные всевозможным винтовками и ружьями, проникая в самые отдаленные и глухие места, преследовали его люди, беспощадно и жестоко. Если раньше сохатый не боялся машин, то теперь уносился прочь, чуть заслышав механический гул. Но никакая настороженность и данная природой способность к выживанию уже не помогали ему, и из всех своих многочисленных сородичей он остался один. Давно погиб ли от пуль отец и мать. Одного из братьев, убив и подцепив еще теплого за ноги, утащили по воздуху на винтокрылой машине. Сохатый остался один. Обречено смотрел он на своих преследователей. Зверь понимал, исчезни он, человек найдет себе другие жертвы, и их ждет участь его собратьев. Также он понимал, что, в конце концов, такая же участь ждет и человека, который, оставшись один в этом мире, завоет от тоски и одиночества, поздно осознав, что красоту, данную ему творцом, он перевел на кучи отходов. Поэтому сохатый изо всех сил старался выжить. Выжить, чтобы выжило все живое на земле. Выжить, чтобы выжил и его преследователь-человек.

 

СНЕЖОК И РОСОМАХА

 

     Снежок сегодня загнал на елку росомаху. Она бродила по нашим путикам и ловко чистила капканы и ловушки от приманки, но вот недавно угодила в "нулевку". И пошла она гулять с капканом. Теперь зверь вовсе не уходил с моих путиков. Я наживлял ловушки, она их обдирала. Я совсем уже отчаялся. У меня не было больших капканов, а на Снежка надежды было мало. Слишком он молод, ему всего семь месяцев, а росомаха для него - зверь серьезный. Но он отличился. Почуял росомаху метров за двести. Я только увидел, как он, бежавший впереди, рванулся и исчез за деревьями и кустами. Буквально через минуту-другую услышал его писклявый лай. Но на этот раз в его голосе слышались другие нотки: лаял реже и отрывистей, чем на белку и бурундука, с которыми имел уже дело. Да, я не обманулся - это была росомаха. "Наша" росомаха, с "нулевочкой" на лапе. Даже с капканом она ловко залезла по стволу елки. Я выстрелил, она упала и почти не дергалась. Снежок сначала лаял со стороны, потом осмелел: подскочит, ухватит зубами и отскочит назад. Осторожность соблюдал, пока не убедился, что сопротивления не будет. Тут он вошел в такой раж, что пришлось на него кричать и силой оттаскивать. А вечером в зимовье Снежок воевал с росомашьей шкурой, а вернее, со мной, так как я воевал на ее стороне. У Снежка был такой азарт, как будто он дрался с настоящим живым зверем. Повоевали минут десять, а потом я убрал росомаху на полку. Снежок же продолжал заходиться в лае. Пришлось послать его на место - под нары. Команду эту он выполняет хорошо, но на сей раз полез под нары с неохотой и долго вострил нос и уши наверх, где, как он, по-видимому, считал, затаился его враг.

 

ПО ЛЬДУ

 

     Речка замерзла первым льдом, чистым, прозрачным, с голубоватым оттенком. Хорошо видно дно, покрытое галечником. Стайки хариусов при моем приближении разлетаются в разные стороны. Изредка попадаются ленки - эти отходят медленно, уверенные в своей недосягаемости. Но я хочу рассказать о том, как этот лед восприняли мои шестимесячные щенки - лайки Снежок и Дружок. Лед уже держал меня, и идти по нему намного легче, чем по береговым валунам. Щенки же еще льда в своей жизни не видели. Стоя на берегу, трогали его лапками у кромки, но ступить боялись, отходили и снова бежали по валунам. Тогда я сам вышел на берег, взял их за шиворот и вытащил на лед. Дружок сразу лег на живот. Снежок держался на полусогнутых ногах. Оба испуганно повизгивали. Снежок не выдержал и так же, на полусогнутых, добрался вновь до берега. Дружок же привстал, протянул вперед лапу, пытаясь поставить ее как бы не на лед, а на просвечивающееся дно. Лед для него не существовал. Координация движения его была нарушена. Но он все же пробирался к берегу и, не доходя с метр, смешно на него выпрыгнул. Я еще несколько раз вытаскивал щенков на лед в надежде, что они поймут, где легче дорога. Но все повторялось, как и в первый раз, они боялись этого льда. Ночью выпала порошка, и на следующий день по припорошенному льду щенки бежали резво. Еще через несколько дней уже смело бегали и по прозрачному льду.

 

ВОЛК И СНЕЖОК

 

     Речка Мульмуга еще не замерзла полностью, но забереги были крепкие, и по ним можно было идти. Мы со Снежком отошли от зимовья пару километров, когда увидели следы. Это был крупный волк-самец. Спустившись с правого берега, он, как и мы, направлялся вниз. Следы были вчерашние. Снежок понюхал след, но особого внимания не обратил. Без приключений мы прошли еще километров пять. Вдруг Снежок что-то почуял и быстро умчался вперед. Через минуту-другую я услышал его лай. Выйдя из-за кривуна, я увидел Снежка, но сразу не понял, на кого он лает. Потом уловил, как от береговой скалы отделилась еще одна собака. Мелькнула мысль: или потерялась, или кто-то из охотников где-то неподалеку. Но какая огромная собака! Она была выше моего Снежка почти в два раза. И тут сознание резануло: "Волк, который шел по заберегам". В это время волк полез на крутой берег. Снежок - следом. Я, стараясь не шуметь, побежал к этому месту и через тальники тоже выбрался наверх. Тайга здесь - редкий листвянник, но рядом заросший ольхой ключик. Оттуда раздавался лай Снежка. Я стал подкрадываться и увидел их снова. Волк, сгорбившись и поджав хвост, медленно уходил, а Снежок был в двух шагах от него. Волк оборачивался и грозно щелкал зубами. Выбрав удачный момент, чтоб не мешали кусты и ветки, я прицелился, и выстрелил ему по лопаткам. Он как-то вяло подпрыгнул, сгорбился еще больше и выбежал из ключика на чистое место. Снежок после выстрела наседал еще смелее и умудрился схватить волка за зад. Момент был удобный. Я, прицелившись, нажал на курок. Зверь упал, Снежок кинулся на него и вцепился в глотку, но волк был уже мертв. Это был старый самец, сильно старый. У него не было ни одного целого зуба. Пеньками торчали клыки. Оторвано одно ухо. Сняв шкуру, я вспорол ему живот и посмотрел содержимое желудка. Желудок был пустой, если не считать комочка голубицы, да немного какой-то травы. Волк умирал от старости и голода, вот поэтому и смог его Снежок удержать. Этот некогда сильный зверь не пережил бы наступающую зиму, и наша встреча ускорила конец начавшихся предсмертных мучений.

 

ТВОРЧЕСТВО

 

     Муравей тащил хвоинку на самый верх муравейника. Его упорству я позавидовал, потому что осознал, что он творит одну из гармоний в этом бесконечном мире. Часто ли мы тащим те "хвоинки", которые создадут красоту, а не кучи мусора?

 

МАЯТНИК

     Я шел умиротворенный по улице. Божественное состояние наполняло мою душу. Хотелось творить добро, радость. Собака выскочила из-за угла неожиданно и с визгливым лаем набросилась на меня. Я резко нагнулся, схватил камень. Злость, ненависть, желание уничтожить это зловредное существо вытеснило все божественное. Моей душой развлекался Дьявол...

 

ПОДАРОК ДУХА ТАЙГИ

 

     Ноябрь. После охотничьего дня устаешь, и спать ложишься рано. Сигнал - моя собака - пристроился рядом с палаткой с другой стороны брезентовой стенки. Ночью он разбудил меня взлаиванием. Я заворчал на него, постучал по брезенту. Он умолк. Утром, когда я вышел из палатки, Сигнал лежал на том же месте, а в метре от него на верхушке лиственницы сидел соболь. Дух тайги сделал нам подарок. "Багива*, Сэвэки**!".

*Багива - спасибо.

**Сэвэки - дух удачи, помогающий таёжникам.

 

НЕЙТРАЛИТЕТ

 

     Завтра мы уезжаем из стада. Чтоб наши рабочие олени не ушли с общим стадом, мы их привязали на длинные узды на ягельнике. К утру выпала порошка, и когда я пошел их проверить, они лежали, припудренные этим снежком. К одному из них вела стежка свежих соболиных следов. Видно, как он подошел к лежащему оленю, понюхал его, удостоверился, что это не его добыча, и так же неспешно удалился.

 

НАУЧИСЬ СНАЧАЛА ЕСТЬ

    

     Охотником в совхоз я устроился, имея понятие об этой профессии только из книжек. Пришлось учиться. Азарта было много, а толку мало. Афанасий Петрович, с которым я начинал охотиться, видя мою суету, часто мне говорил: "Идешь на охоту, азарт в палатке оставляй". В то время мне очень хотелось самому добыть сохатого. "Подожди добывать, сперва мясо есть научись", - поучал Афоня. Он приметил, что я ем мясо безо всякого разбора. Он же был в этом деле специалистом, знал, где самые лакомые и вкусные кусочки, что можно есть сырым, что полусырым с кровью, а что варить надо долго. Когда он готовил, все было аппетитным и вкусным.    Время шло, я учился есть. Как-то охотились мы с ним на сохатого загоном, и опять мне не повезло. Афанасий Петрович отличился. Видя мое расстройство, он мне говорит: "Не переживай, учись обдирать и разделывать. Убьешь, а разделать не сможешь". Он же, ловко орудуя одним ножом, снял шкуру и раскидал огромную тушу на части, удобные для перевозки на нартах. С брюховицы у него получилось два мешка. В один он собрал кровь, в другой - кишки. Все было сделано аккуратно и чисто. Я учился у него и этому навыку. Когда же пришло время  добывать самому, я умел и есть, и готовить, и разделывать, - это очень важно" Много лет спустя в разговоре с парнем-эвенком я сказал, что в стаде я был один русский. Он посмотрел на меня удивленно и произнес: "А я всегда думал, что вы эвенк". Это стало для меня неожиданной и очень ценной наградой.

 

Рафаэль Морицович ПЛАКСИН,

московский поэт-романтик

и просто очень хороший человек.

Был, наверное, свыше мне знак.

 Или мысль оказалась на взлете,

Взял однажды билет я в Бомнак

И махнул туда на самолете.

Над весенней тайгою трясется АН-2,

Над закованной в лед быстротечною Зеей.

И устала крутится моя голова,

Я на землю эвенков, балдея, глазею.

Самолет заложил вдруг вираж над заливом,

Тарахтя, приземлился на бренной земле.

Я не знал, что сегодня я стану счастливым

И два дня целым веком покажутся мне.

Здесь меня приютят в абоимовском доме,

Обогреют, накормят лосиной губой.

Будут сниться в Москве мне якутские кони,

Молчаливые лайки и простор голубой.

Мне два дня показалось в сто лет,

Но ведь это же счастье, однако.

Так когда ж вновь куплю я билет на АН-2,

На два дня до Бомнака.

                       

"БОМНАЗИЯ'

 Был мороз самой высшей пробы, Над землею - ни ветерка.

Спят олени, зарывшись в сугробы, У палатки два белых щенка.

Угнездились, пригрелись, сопят, Только пар потихоньку клубится.

На снегу мои ангелы спят, Спрятав в лапы не морды, а лица.

Не Европа здесь и не Азия - Эвенкийская сторона.

Ах, Бомназия, ты, Бомназия, Фантастическая страна.

Здесь природа - и мать, и девочка, И невеста в самом соку.

По сугробам бежит эвеночка на свидание к жениху.

Унты вспыхнули ярким бисером, Как жемчужина в небе луна.

Им судьбой на роду написано Захмелеть в любви без вина.

Не Европа здесь и не Азия -Эвенкийская сторона.

Ах, Бомназия, ты, Бомназия, Фантастическая страна.

Ты и нежная, ты и грубая, С хитрецою раскосых глаз.

Приютила ты, приголубила, Отогрела меня не раз.

И чего бы я дурью маялся, В час нелегкий судьбу кляня,

Я б, наверно, сто раз отчаялся, Если б ты не любила меня.

Не Европа здесь и не Азия - Эвенкийская сторона.

Ах, Бомназия, ты, Бомназия, Фантастическая страна

 

Н. АБОИМОВ

 

НАКИТ

Я как-то однажды приехал сюда

И с первого взгляда влюбился в тебя.

Теперь он мне снится, тот сказочный вид,

И горы, где ключик с названьем Накит.

Одни пастухи здесь пасут оленей,

По первому снегу тропят соболей.

Здесь время неспешно, вода здесь - хрусталь

И тянет куда-то хребтовая даль.

Поеду на отдых к своим оленям,

Я сердцем, душою давно уже там.

Ты очень красивый, как твой хризолит,

Покрыт весь цветами прекрасный Накит.

Не надо мне в Сочи, где море у ног,

Мне как-то роднее наш Дальний Восток.

Не надо мне к морю, где Ялта стоит,

Мне нравится больше наш ключик Накит.

 

ОЛЕНЕНОК

 

Месяц май на Току - золотая пора.

Оленят на снегу подарила весна.

Вы на тонких ногах появились на свет,

Мать в ветвистых рогах принесла вам рассвет.

И я вижу восторг в этих черных глазах,

Так храни же вас Бог, чтоб не быть вам в зубах.

Волчьи стаи вокруг, много здесь медведей

И боюсь я за вас как за малых детей.

Подрастай, оленёк, и мужай поскорей,

Напои его Ток, накорми повкусней.

А когда подрастешь, то с собою возьму

И объедем с тобой с края в край всю тайгу.

 

БОМНАКСКИМ СОБАКАМ

 

Наш далекий поселок, наш любимый Бомнак,

Примечателен тем он, что здесь много собак.

Но они не кусаются, никого не грызут,

У калиток валяются, на охоту идут.

Есть собаки-лосятницы, медвежатницы есть,

Есть у нас соболятницы, без дипломов, но есть.

Я прошу вас, друзья мои, вы любите собак,

С ними он примечательней, наш таежный Бомнак.

Я щенка заведу себе - белого кобелька.

Через год по порошке с ним мы возьмем соболька.

А они не кусаются, никого не грызут,

У калиток валяются да хозяина ждут.

Я прошу вас, друзья мои, вы любите собак,

С ними он примечательней, наш таежный Бомнак.

 

ОСЕНЬ НА ТОКУ

 

В верховьях Тока осень - чудная пора. Желтою порошей с лиственниц хвоя.

А быки-олени создали гарем, За любовь дерутся, все без перемен.

Разгулялась осень, дождичек густой, Вся земля покрылась желтою листвой.

Время и природа не замедлят бег, Даже здесь торопится двадцать первый век.

Пастухи в палатках табором живут, Чаек попивают да мясцо жуют.

Чудная природа, дивный уголок... Сохранить навек бы тебя, стадо "Ток".

 

ОЛЕНЬИ СТАДА

 

Вертолет над тайгой летит,

Вот внизу бежит ключик Накит.

Рядом с ним Юрин табор стоит,

Дымокур у палаток дымит.

Оленьи стада, оленьи стада...

У жизни таежной"-- своя красота.

Вертолет на поляну присел,

Винт, крутясь, свою песню допел.

Я шагнул в этот сказочный мир.

И глаза в изумленьи раскрыл.

Оленьи стада, оленьи стада...

У жизни таежной - своя красота.

Здесь воздух целебный мне сил придает,

Здесь пища такая, аж просится в рот.

Мне нравится "чукен*", Люблю я "уман**".

В мозгах от названий Кружится туман.

Оленьи стада, оленьи стада...

У жизни таежной - своя красота.

Уже целый месяц Живу среди вас.

Мошкой, комарами Искусан сто раз.

Но все равно сильно Мне нравится тут.

Учусь в совершенстве Кидать я "маут".

Оленьи стада, оленьи стада...

У жизни таежной - своя красота.

Один недостаток, Что женщин здесь нет.

На этот вопрос Очень сложен ответ.

Хоть кто-то из женщин, Вернитесь в стада.

Пусть смех ребятишек Звучит здесь всегда.

Оленьи стада, оленьи стада...

Хоть кто-то из женщин вернитесь сюда.

Оленьи стада, оленьи стад...

Пусть смех ребятишек звучит здесь всегда!

 

АЛГАМА

 

На север от Бомнака - Алгама. Страна, где Клим пасет свои стада.

Меня он просит: "Снова прилетай, И песню сочини про этот край".

Алгама! Алгама! Алгама! Здесь по сопкам пасутся стада.

И в жару, холода и пургу Оленей люди здесь берегут.

Есть здесь с названьем масляным река, Хоть масла не видала никогда.

Но кто ж ей дал название тогда? Аририкта, Аририкта, Аририкта.

 

Чтоб память о минувшем сохранить И предков имена чтоб не забыть,

В журчанье ручейка и в песнях вод Я слышу имя бабушки Сюдот.

Мы кочуем по всей Алгаме, Здесь везде, в общем, нравится мне.

Но зимой уезжае* мы в край, Где течет Накатай, Накатай.

Ну, а главное все же народ, Здесь который, кочуя, живет.

Редкто кто о нем песни поет, Но надеюсь, меня он поймет.

Алгама, Алгама, Алгама! Здесь по сопкам пасутся стада.

И в жару, холода и пургу Люди здесь оленей берегут.

*Чукен - полусырое вареное мясо с кровинкой. **Уман - костный мозг

 

ЧП НА ВОДЕ.

 

   Часто с охотниками – промысловиками случаются непредвиденные случаи при кочёвках на лодках по горным рекам. Хорошо когда они заканчиваются благополучно. О некоторых таких происшествиях мне рассказывал Володя Барышников. Его промысловый участок находится в верховье реки Зея. Здесь горы Станового хребта зажали её воды в узком ущелье, и она беснуется своенравная быстрым течением, то сужаясь, образует высокие волны, то размыв и унеся песок, обнажает каменистые перекаты.Туристы – водники,преодолевая её пороги, получают за это спортивные разряды, получают новые впечатления и адреналин, а Володя вот уже более тридцати лет ходит по её водным стремнинам, работая охотником.Самое тяжёлое для него это заброска продуктов и необходимых вещей  осенью на участок, на зимний промысел. Лодка в таком походе загружена по максимуму, груза не меньше тонны. Сваренная из листового железа, одиннадцатиметровая лодка «оморочка», требует особого навыка при управлении. В Бомнаке Володя один из опытнейших кочевников по нашим таёжным рекам. Из его многочисленных рассказов, я поведаю вам два, они приоткроют вам страничку этой жизни.

 

 

 Третий день Володя с напарником добираются до Джугармы, на гружённой продуктами и вещами на сезон охот промысла лодке

. При глубокой воде легко можно пройти это расстояние за два дня. Но давно не было дождей, Зея обмелела, и заброска на участок даётся трудно. Приходится лодку по перекатам тащить на себе, иногда расчищая дно и проталкивая её вагами, а в самых мелких местах разгружать её, перетаскивая груз на себе.В этот день они остановились на Карчилаковском зимовье.Доберега при такой воде было далековато, поэтому лодку привязали за торчащее с берега бревно.

Утром, когда проснулись и вышли на берег увидели, что вода в реке сильно поднялась, а бревно и привязанную к ней лодку унесло. Стало понятно, что в верховье прошёл дождь, а вода здесь в горах скатывается оченьбыстро,стремительно наполняя русло. Володя хорошо знает эту способность реки, знает её характер, знает трагические примеры. Когда – то давно, в этом районе реки, немного нижеустья Джугармы, прихлынувшая ночью вода, смыла геологов, расположившихся на ночёвку на одном из островов. Были жертвы.Этот приток воды Володя тоже мог предположить, но понадеялся на безоблачное небо.

 Теперь вариант для охотников был один, попытаться догнать уплывшую лодку, а это значит надо двигаться вниз по Зее, осматривая берега и протоки. Вслучае если она не обнаружиться, то придётся выбираться в Бомнак, безпродуктов зиму на участке не протянуть. Так и поступили, и к вечеру прошагав и не найдя лодку, упёрлись в левый приток Зеи, речкуКупури. Вода и в ней сильно поднялась, преодолеть её с ходу не удалось. Надежда переночевать на метеостанции « Локшак», до которого оставалось пройти всего четыре километра, рухнула. Делать плот и

преодолеть Купури времени уже не хватало, быстро смеркалось и вот – вот навалиться темнота. Ко всему прочему начинал идти снег, первый в этом году. Срочно занялись заготовкой дров для ночного костра и обустройством табора. У костра кое – как перетолклись, всю ночь шёл снег, навалило его выше колен. Утром, только начало светать, взялись делать плот для переправы.Переплыли на нём Купури, и усталые добрели до метеостанции. Здесь их ждала радостная весть. Лодку, целую и невредимую, ниже Локшака в сорока километрах, поймал и перегнал сюда Лёва Затылкин. Каким – то чудом лодка проплыв почти шестьдесят километров, нигде не зацепилась, не перевернулась, не попала в завал. На следующий день по прибывшей воде, они к обеду были на Джугарме.В этом случае, как говориться удача погладила их по голове, и они отделались лёгким испугом, но нервы себе пощекотали изрядно.

 

 

   Второе чрезвычайное происшествие было более трагичным. Почти пройден весь путь, позади двести километров водной дороги. До базы на Джугарме всего десять. Пройти – то осталось последний кривун, из - за своей окружности, названный когда – то пастухами оленеводами «тарелка».А там уже виден распадок ключика «Чанкал», виден лабаз, изба, гараж.Тяжело груженая лодка медленно вползла в вставший на пути перекат «Труба».Здесь вся вода Зеи собирается в одну струю и как по желобу устремляется, вниз образуя большие волны. Лодка крадётся почти у берега и только в самой головке выходит в струю. Мотор работает на полном газе. Вода стремительно несётся мимо бортов, глядя на нее, кажется, лодка летит. Но когда переводишь взгляд на берег, то видишь, она медленно ползет, выбирая сантиметр за сантиметром. Не дай бог подведёт мотор в это время, вода сорвёт лодку с курса и понесёт вниз в бушующую пену, крутя и заливая огромными волнами. Беда случилась именно в этом месте. Побитый о камни винт не смог вытянуть лодку с ходу, она притормозила, создав впереди себя дополнительную волну, которая обрушилась на лодкуниже носа в двух – трёх метрах, заливая её через борта водой, которая скатилась по дну лодки к корме, погрузив её в волны. Мгновение и вся одиннадцатиметровая махина скрылась под водой. Володю пронесло по стремительному жёлобу метров сто пятьдесят, и только там, где течение стало спокойней, он смог выбраться на берег.Ватная фуфайка, медленно намокая, послужила спасательным жилетом. Ледяная вода обжигала так сильно, что не хватало дыхания. Обсушившись у костра, к ночи был на базе. Довольствоваться в этот охотничий сезон пришлось оставшимися с прошлого года продуктами. Выбравшись к Новогодним праздникам в Бомнак, завозил продукты уже на снегоходе «Буран». На следующее лето, оказавшись вновь в этих местах, обнаружил лодку, мотор и кое - что из вещей.Ущерб от этого злосчастного случая был большой, но главное, всё обошлось благополучно для него.

 

 

 Со мной же произошёл курьёзный случай. Я спускался на лодке по реке

Арга. Зимой мне предстояло, в этих местах охотится, и я ремонтировал  избушки, которые уже были когда – то здесь построены,и по ходу знакомился с новым для меня участком. Одиниз кривунов реки по карте был километров семь, а перешеек у него всего метров триста. Чтобы зимой спрямлять маршрут,решил его проверить сейчас. Причалил к берегу, привязал лодку к берёзе.Собаку, которая была со мной, тоже привязал на поводок на носу лодки, что бы попусту не гоняла зверьё.

Разведка была удачной, и я довольный возвратился к месту моего временного причала. Благодушие сменилось, когда я не обнаружил лодки

на месте, а взглянув вниз по реке, увидел, она скрывается за поворот, а на её носу восседает  собака. «Плохо привязал лодку» - мелькнула догадка. В следующее мгновение я уже изображал бег, насколько позволяла моя не молодая прыть. Бежать пришлось долго и мучительно, но всё же я её обогнал и, зайдя в воду по горло, уцепился за борт. Проплыв

некоторое время и отдышавшись, сделал попытку  забраться в лодку.

Закинул ногу на борт, стал вкарабкиваться, но ничего не получалось. Болотные сапоги, наполнившись водой, были как гири на ногах. Таких попыток было много, я бился ногой о борт, в конце концов

усилия мои увенчались успехом, и я свалился на дно лодки.

Подозрения мои в том, что я плохо привязал лодку, оказались ошибочными. Разгадка была в умении моего пса перегрызать свой поводок, когда ему это было необходимо. Только на этот раз он перегрыз верёвку, который держал лодку. На следующий день нога, которой я бился о борт, была вся синей, но это не омрачало чувства удовлетворения от того, что я всё-таки догнал уплывающую лодку.

 

 

ПРОПАЖА.

 

 Этим летом молодая эвенкийская семья, Витя и Лена Колесовы кочевали

в верховье Сугжарикана.  Счастьем были наполнены их сердца. После зимнего промысла, когда Витя уезжал на долгие месяцы в тайгу, они снова вместе. Рядом с ними два их сынишки. Старшему Славику два с половиной годика, младшенькому – семь месяцев. Витя приглядывает за оленями,разводит дымокуры, лечит их.Ходит на охоту и рыбалку, то глухаря или рябчиков принесёт, то порадует хариусами или ленком. Лена варит, стирает, ухаживает за детьми. В этот день Витя взял собаку и верхом на олене уехал на целый день сохатовать. Лена, как обычно занималась своим хозяйством.Славик играл на бревне. Это был его седовой олень. Отец пристегнул к бревну амагын - вьючное седло, и он залазил, слазил с него, поправлял, кочевал в своих детских играх. Ещё, отец сделал ему деревянный карабин. Вместо затвора на нём был приделан шпингалет от оконной рамы и ремешок из сыромятины, чтобы носить на плече. Слава гордо вышагивал с карабином у дымокура и лежащих рядом оленей. После обеда Лена вышла из палатки, чтобыпокормить и уложить его поспать. Славы не было. Покричав и побегав рядом с табором,она его не обнаружила. Беспокойство охватило её. Она вернулась в палатку, где был младшенький Дима, уложила его в эвенкийскую люльку - эмкэ, связала её ремешками, чтоб он не смог вылезти ипобежала на поиски Славика. Бегала в одну сторону, в другую, кричала и снова металась по тайге. Бросилась на поиски к речке. Осмотрела берега вниз и вверх по течению. Сына нигде не было видно. Страх и паника охватили её. Ко всему прочему рядом не было мужа. От бессилия она не знала, что предпринимать. Остаток летнего дня показался бесконечным. Она ругала мужа, которого так долго нет. Витя приехал, когда уже стемнело. Лена кинулась к мужу. «Витя, пропал Слава! Витя, пропал Слава! Я не смогла его найти. Найди его!» Витя молча снял соленя узду, отпустил его. Подозвал к себе Бэка, свою собаку, и даже не попив чая, снова ушёл с ним в ночь. Для Лены потянулись мучительные минуты ожидания. Она вслушивалась в звуки тайги, пытаясь уловить хоть что – то напоминающее о поиске. Слышно монотонно журчит в реке вода, где – то далеко прокричала ночная птица и больше не звука, мертвая тишина, давящая болью на сердце. Небо начало светлеть, резче обозначились контуры деревьев и сопок. Возбуждённый от переживаний мозг рисовал ужасные картины. Но вот она услышала, как хрустнула  недалеко ветка, ещё какой – то посторонний звук. Из тайги выбежал Бэк, а потом показался Витя. Он нёс сына. Лена кинулась навстречу. Славик спал на руках отца. Она вглядывалась в его лицо. Оно припухло от слёз,но было спокойным. У Лены началась истерика. Она кричала Вите: «Я больше не поеду в тайгу! Мы чуть не потеряли сына!» Лена взяла Славу и положилаего на постель, прикрыв одеяльцем. Потом встала, подошла, к молча стоящему мужу, и прижалась к нему всем телом, положив голову на грудь. Слышно было, как стучит его сердце. «… Продолжение »

Сделать бесплатный сайт с uCoz